Тени исчезают в полдень - Страница 225

225

А Пистимея уже разбрызгивала, разливала по всей комнате керосин.

Устин перестал даже корчиться, затих Повернув к жене голову, он смотрел теперь на Пистимею. Глаза его, казалось, выгорали от черного огня.

— Вон ты... как еще... — прохрипел он. И вдруг пронзительно, обезумевшим голосом, в котором слышались и гнев, и протест, и мольба, и жажда жизни, закричал: — Да за что же?! За что?!!

Пистимея стояла возле порога, одетая в новый полушубок, туго подпоясанная Устиновым ремнем, с мешочком в руках.

— Не помощник ты мне теперь, Устинушка, — сказала она спокойно. — Все ветки из Филь... Да чего уж там Филькой прикрываться теперь... Все ветки из того деревца, что я посадила тебе в душу, не только пообламывались — само деревце подгнило. Я хотела недавно полить его да приживить... Но уж мертвому-то что припарки... Ну, да... прощаю тебе на этом пороге все, Устинушка. А мне уж Бог простит.

Устин глядел и глядел на нее выпученными глазами. Она перекрестила его своим обрубком издали, потом чиркнула спичку и бросила ее на облитый керосином ворох одежды. Где-то в середине этой кучи взметнулось пламя и быстро начало расползаться.

Пистимея захлопнула за собой дверь, щелкнула внутренним замком, ключ положила в карман. Точно так же закрыла она двери сенок и, захлебываясь от встречного ветра, побежала к бане, стоявшей на огороде.

Там с двумя парами лыж ее ждал «Купи-продай».

— Деньги-то взяла? — первым делом спросил он.

Вместо ответа Пистимея вытащила из-за каменки ломик, подала Юргину:

— Ты не на мешок мой гляди, выверни-ка вот эту доску в потолке.

Доска отскочила быстро, вниз упал небольшой проржавевший металлический ящичек. Стукнувшись об пол, он раскрылся, из него посыпались гнутые серебряные ложки, золотые кольца, серьги, табакерки. И просто комья золота, сбитые из тех же колец и сережек.

Несмотря на то что в бане было темновато, Юргин сразу узнал некоторые вещи, вываленные когда-то Филиппом Меньшиковым из его, звягинского, мешка на стол в болотной избушке. Узнал, потому что помнил их в «лицо» всю жизнь.

— Гляди-ка, целенькие! — обрадованно воскликнул он. — А я думал — нету уж их на свете...

— Не болтай! Клади сюда! — прикрикнула Пистимея, раскрывая свой мешочек. — Шарь лучше по всему полу, чтоб не закатилось куда.

С полминуты, пыхтя и толкая друг друга, они ползали по холодному полу, освещая спичками все уголки.

— Теперь прибивай доску на место! — снова распорядилась Пистимея, продолжая ползать на карачках. — Живо чтоб! Время для нас дороже золота. Вместо молотка камень возьми с каменки...

Когда уже встали на лыжи, Юргин покосился на тощий мешочек, висевший за плечами Пистимеи.

— И общинные деньги взяла?

— Нет, оставила.

— Ну да, ну да. После реформы-то деньги емкие. Одна бумажка, а в ней тысяча...

Пистимея поглядела на свой дом. Вероятно, через крышу уже валил дым, но из-за плотной пурги ничего не было видно.

— Неужели еще на лыжах сможешь? — спросил Юргин, с сомнением глядя на Пистимею.

— За горло будут хватать, так и на коньках побежишь... Тут уж можешь не можешь...

И она, чуть пригнувшись, первая шагнула в сторону. Юргин помог ей перелезть через огородную изгородь.

— А куда мы... хоть на первый-то раз?

— Ступай вперед и не разговаривай... А я по следу как-нибудь... Спустимся по Светлихе, потом Чертово ущелье обогнем... Недалече лесник один живет... богобоязненный. Непогодь переждем, а там видно будет...

Через несколько минут Пистимея еще раз оглянулась, протерла от мокрого снега глаза. Домов деревни уже не было видно. Но где-то там, в глубине серой, воющей мути, стелился по ветру желтоватый хвост из искр...

Этот же хвост увидел и Захар Большаков, подбегая к деревне. Милицейская машина все-таки застряла окончательно в полукилометре от Зеленого Дола.

В деревне стояла невообразимая суматоха. Дом Морозовых взялся сплошным костром. Из каждого бревна хлестало пламя, бешено раздуваемое ветром, А вокруг бегали, что-то кричали колхозники, не слыша друг друга. Но помочь никто ничем уже не мог.

— Все вон к тем домам! — каждому чуть ли не в ухо орал Корнеев, махая руками по направлению огненного хвоста. — Следите, чтоб от искр не занялись...

К счастью, ветер дул все время в одном направлении, и искры осыпали только несколько домов. К тому же дома были залеплены мокрым снегом.

Да и дом Устина Морозова сгорел быстро, в каких-нибудь полчаса...

— А где сами Устин с Пистимеей? — спросил Захар у Корнеева, глядя, как пурга заметает тлеющие головешки.

— Боюсь, что... тут, — показал Корнеев на пепелище. — Мы с Филимоном глаз не спускали с их ворот. На всякий случай я у Колесникова сидел, из моих-то окон устиновского дома не видно. Погибель, конечно, метет, да мы бы вроде видели, кабы из ворот кто вышел... А вот Юргин...

— Ну?

— А Юргин вошел... в эти ворота. Я все гляжу — когда же он выйдет. А увидел — сноп искр над крышей. Черти, думаю, соломой, что ли, печь топят... А тут и пламя хлестануло. Побежали, толкнулись в дверь — закрыто. Да и поздно уж, балки затрещали...

— Еще не лучше... — выслушав его, промолвил Захар.

Подбежала жена Илюшки Юргина, запричитала:

— Моего-то не видели? А, слышите, что ль? Ведь он сказал мне: «К Устину пойду посижу...»

— Раньше времени не поднимай паники, — сказал Захар, — Может, сидит у кого да водку пьет. Найдется.

Но Юргин так и не нашелся.

... Пурга бушевала четыре дня. Когда она затихла, колхозники под присмотром двух криминалистов из области расчистили пожарище. Криминалисты нашли под пеплом обгорелые человеческие кости.

225