Тени исчезают в полдень - Страница 231

231

— Мне в гараж надо еще сбегать, там машину ремонтирую. И так Сергеев, наверное, шкуру спустит, что долго... А я вообще-то зайду, Зина. До свиданья...

Мишка побежал, уже на ходу оборачиваясь и махая рукой. А Зина стояла на низеньком крылечке, держала на руках уморившегося за дорогу сынишку, смотрела вслед Михаилу и думала, что она безмерно благодарна за что-то этому бесхитростному, чистому парнишке, и пусть он будет очень, очень счастливым...

3

Наступала весна.

Снега на зареченских лугах осели, сделались крупитчатыми и грязными. Пастухам, выгнавшим скот на просохший, хотя и не зазеленевший еще увал, было видно, что среди снежных равнин там и сям стали проступать черные пятна воды. Эти лужи с каждым днем увеличивались, съедая снежные берега, в полдень отсвечивали жаркой медью. На них вольготно и безопасно чувствовали себя дикие утки, пролетающие ежедневно над деревней длинными вереницами.

Вешние лужи разлились и по всем улицам деревни. Утки на них, правда, не садились, только ошалевшие воробьи крутились у самой воды, беспрерывно затевая неизвестно из-за чего жестокие драки.

Целый день кругом все текло, сверкало, стучало, гремело. Текли ручьи, сверкали под солнцем огромные разводья на Светлихе и чисто промытые окна домов, стучали кузнечные молотки, гремело железо в колхозной механической мастерской...

На пашнях протаивали высокие места, и от черных лысин шел пар, точно они перегрелись под снегом за долгую зиму...

На этот раз с поезда, сделавшего на полустанке минутную остановку, сошел только один человек. Не дожидаясь, когда состав тронется, он закинул на плечи тощий мешок и быстро пошел той же дорогой, что и Фрол с Клавдией, Егор Кузьмин с Варварой и Михаил с Зиной.

Звали человека Митька Курганов. Он возвращался домой, в Зеленый Дол. Но откуда возвращался — этого он и сам не знал.

... События последних месяцев оглушили его, запутали, сбили обычную его бесшабашность и самоуверенность.

Все началось с ухода отца к Клавдии Никулиной. Митька, как и Степанида, узнал об этом ранним утром, когда им кто-то сообщил, что Фрол ночевал у Клавдии. Едва осмыслив случившееся, он остолбенел и онемел. Как?! У Клашки?! О которой у самого Митьки нет-нет да мелькали вороватые мыслишки...

А мать стонала и причитала, болтая растрепанной головой:

— Сыночек мой! Отец-то... Видано ли! Позор-то какой! Уж я ли не берегла дом? Что заработано, что с огороду когда продано — все в дом, в свое гнездо... а он сам, вертопрах, к вертопрахе и ушел...

Митькины уши были словно заложены ватой, голос матери доходил еле-еле. Сорвавшись, он побежал к дому Никулиной, схватил отца за грудь:

— Ты что устраиваешь, отец?! Ты к кому это...

От отцовского удара он отлетел в угол, стер рукавом с подбородка просочившуюся полоску крови. Вату из ушей отец тоже, вероятно, выбил, потому что Митька отчетливо услышал:

— Сопляк еще мне... чтобы понимал!

— За... за что?! — прохрипел Митька, нагнул голову, готовясь ринуться на отца.

— За все. Половину — за внучку Шатрова. Но, но, охолони-ка, не то и остаток получишь! Другая половина потяжельше будет.

Митька, может, и не «охолонул», но повел головой, будто прислушавшись к чему-то.

— При чем тут Шатрова?

— При том... На станцию-то к кому бегал? Зачем?

— А-а! — Митька нехорошо ухмыльнулся. — Так за этим же, за чем ты сюда вот. Только я холостой вроде...

Отец поглядел на него и произнес:

— Вроде и другая половина тебе... не лишняя будет.

В голосе его было такое, отчего Митька снова повел головой.

— Интересно рассуждаешь, батя. Тебе можно, а мне... Не вижу логики...

— Молоко-то еще на губах висит, чтоб увидеть. Оближи сперва их...

Эти слова смертельно обидели Митьку. Он снова наклонил голову, но, не решаясь броситься на отца, весь вздрагивал, топтался на месте.

— Молоко?! Облизать, значит? — переспросил он. — Что ж, ладно... Я с Зинкой жил, ты с Клашкой живи. Обратаем сеструх...

Фрол как стоял, так и продолжал стоять, не шелохнувшись. Он только начал медленно бледнеть.

По мере того как Фрола заливала бледность, все черты его крупного лица становились резче, отчетливее — Курганов будто бы каменел на глазах.

— Что-о?! — спросил он, не шевеля губами.

— Вот тебе и что... Оно складно у нас получится, в лад.

— Значит... сын у Зинки...

— Что — сын?! — Митька еще раз, но теперь глуповато усмехнулся. — И у тебя теперь будет.

— Дмитрий?!

Митька опомнился, когда уже висел в воздухе. Отец держал его на весу, то поднося поближе к глазам, то отстраняя подальше, словно выбирая, с какого расстояния можно лучше всего рассмотреть сына.

— Батя... батя... — хрипел Митька.

— Гляди мне в глаза! Гляди!! — закричал Фрол.

Митька было посмотрел, но, моргнув виновато раз-другой, отвел взгляд. Из отцовских глаз, больших, усталых, мутных, выкатились крупные слезы, упали вниз, оставив на шершавой коже щек две впалые полоски.

— Эх ты... сын, — через силу, еле слышно, произнес Фрол, проглотил тяжелый комок, поставил Митьку на пол, отвернул от себя и толкнул к двери.

Митька не то чтобы не понял, он упрямо не хотел понимать, что означали слова отца. Он постоял маленько на улице, поднял воротник тужурки, сунул руки в карманы и двинулся прочь.

По переулку торопилась куда-то Ирина. Митька глянул на нее и с тем же упрямством подумал, что надо бы завтра смотаться на полустанок, к докторше.

Однако следующий день был чем-то занят, еще следующий — тоже. А потом известие из Ручьевки, пурга, пожар, арест какого-то Меньшикова... И разговоры, пересуды всколыхнувшейся деревни...

231