— Фрол вон тоже партизан. Говорят, немало погубил людей, сволочь... Да что теперь... — проговорил Демид, почти не шевеля тонкими губами.
— Хе! — презрительно свистнул Антип. — Кабы у Фролки голова была не той формы, на чем сидит, он бы... Да они бы с Марьей — о-о! А он нашкодил да сбежал. Потому не пример мне Фролка. И пить — ни-ни... Винцо — оно невинно, да проклято. Разве вот стакашечек один, через окошечко...
Выпив, Антип потоптался перед окном, сплюнул тягучую слюну и продолжал:
— Дык я и говорю — не пример мне Фролка. Я все ж таки с Колчаком воевал, а он по бабам таскался, помолачивал их, как снопы. А потом — вздумал тоже! — возле Марьи блуд почесать... Ну, хорош снопик, туговат, и все прочее в аккурате, да цеп неподходящ оказался. Не тот, проще говоря, цеп. Закричала, конешное дело, Марья. Подскочил Захар — да и ка-ак хряп...
Антип не договорил. Фрол Курганов оттолкнул от окна Демида, схватил Никулина за тощие плечи.
— Блуд, говоришь?! — выдохнул ему в лицо. Сгреб за грудки и затряс — Блуд?!
— Люди!.. Убива... Партизана убива-аю-ют! — ошалело закричал Никулин.
Фрол оттолкнул его прочь. Потом сел за стол, запустил обе руки в свои волосы, будто хотел выдрать их начисто, и так сидел долго-долго, покачиваясь из стороны в сторону. Ни Филька, ни Демид не решились побеспокоить его, ушли из горницы.
Всю ночь просидел Фрол за столом, не чувствуя, что ночная сырость льется в открытое окно. А утром Филипп осторожно толкнул его в плечо:
— Фрол... Я думал — околел уж... Пей вот, — поставил он перед Кургановым бутылку. — Экое дело — баба не поддалась!
— Чего? — с хрустом выпрямил спину Фрол.
Филька, запрокинув синеватое, в красных прожилинах лицо, несколько раз двинув острым кадыком, выглотнул стакан самогонки. Потом сказал:
— Чтоб не рассыпался сноп, его покрепче вяжут.
— Ну? — уронил Фрол, ничего не соображая.
— А потом на гумно отвозят и там уж молотят.
— Кого? — снова переспросил Курганов, что-то наконец соображая.
— Балбес! — усмехнулся Филька. — А должен понимать: баба не сноп, сколь ни молоти, от нее не убудет.
Тяжело задышал Курганов, сжал пятерней стоявшую на столе бутылку. Филька, обеспокоенно блеснув глазами, вывернул ее из Фроловых пальцев.
— Ну-ну, чего ты?.. Не хочешь пить — не пей. Самим сгодится. — И позвал на всякий случай: — Демид! Иди сюда...
Встал Курганов, пнул запутавшийся в ногах табурет. И немедленно вышел из меньшиковского дома на чистый воздух.
Несколько недель жил тихо-смирно. К Меньшиковым больше не ходил, а встретившись на улице, они лишь кивали молча друг другу. При этом кривились только губы Демида Меньшикова да плескалась в его больших, навыкате глазах едкая насмешка. Филипп же всегда глядел вслед Курганову с прищуром, точно раздумывая о чем-то.
Марья Воронова в это время металась по деревне, организовывая какую-то артель. Фролу наплевать было на артель, да и вообще на все в мире.
Может быть, так прошло бы и десять, и двадцать лет, и вся жизнь прошла бы так, если бы... если бы уехала куда-нибудь, исчезла Марья. Но она не уехала, а Зеленый Дол не город. И всего-то в деревне три-четыре улицы. Как ни обходи церковь, ее отовсюду видно.
И все-таки Фрол старался лишний раз не встречаться с Марьей, а когда сталкивались случайно, опускал нос в землю и, чувствуя, как расползается жар по всему телу, почти бегом пробегал мимо. Марья тоже спешила молча разминуться.
— Ты, Фрол, не вороти морду при встрече с председательшей. Ты посмотри-ка ей в рыло, — посоветовал однажды Демид.
— Зачем это?
— Бабы любят, когда на них смотрят, — подмигнул Демид и пошел своей дорогой.
Тогда-то Фрол и стал замечать торопливость Марьи при их случайных встречах, неловкость. И невольно задумался: почему она-то пугается?
— Ну, приметил, нет, чего? — спросил недели через три Демид.
— Тебе чего? — огрызнулся Фрол.
— Ишь какой свирепый! — растянул Демид тонкие губы. — В сучью свадьбу все кобели бесятся, но ты ведь человек вроде?
— Постой-ка, постой! — угрожающе произнес Фрол. — Ну-ка, объяснись понятней, губа червячья!
— Ладно, руганью меня сейчас не проймешь, — спокойно ответил Демид. — Ты с Аниськой Шатровым объясняйся, — опять непонятно продолжал он. — Вот как раз Анисим шагает...
— Не-ет, я с тобой хочу, шкура! — рванул его за ворот Фрол.
— Мы с тобой — попозже. Все равно сейчас не дойдет до тебя. Ну, отпусти...
Анисим Шатров прошел мимо, молча взглянув на Фрола и Демида. Воспользовавшись моментом, Демид скрылся в переулке. Фрол посмотрел вслед сначала одному, потом другому и длинно выругался, чтоб выплеснуть скопившееся непонятно отчего раздражение.
Однако помимо своей воли Фрол думал и думал теперь о словах Демида. «На что это намекает дьявол пучеглазый?» — точил его ночами беспрерывно один и тот же вопрос.
Неожиданно припомнилось Фролу, что чуть ли не каждый день он встречался последнее время с Анисимом. Однако мало ли кто попадается ему на глаза. Даже вон Марья, как он ни...
И вдруг вскочил Фрол, заметался из угла в угол. Ему показалось, что Анисим Шатров попадается ему на глаза именно потому, что попадается Марья Воронова.
Выбежал Фрол под черное звездное небо, глотнул прохладного воздуха. Но легче от этого не стало — побежал на Светлиху. Скинул рубаху и штаны, завалился с разбегу в мягкие, как подушки, черные волны и поплыл на другой берег.
Потом, голый, долго сидел там на холодном песке, смотрел через речку на маячившие в темноте домики. «Не может быть, чтоб Анисим за ней... Давным-давно она указала Аниське от ворот поворот... Бабы любят, когда на них смотрят... В сучью свадьбу все кобели бесятся...»